Skip to main content
SpringerLink
Log in

Мой или свой? Об эволюции притяжательных местоимений в русском языке после XVIII века

Moj or svoj? On the evolution of possessive pronouns in Russian since the 18th century

  • Published:
Russian Linguistics Aims and scope Submit manuscript

Аннотация

В статье исследуется конкуренция лично-притяжательных и возвратно-притяжательного местоимений, отсылающих к посессору 1 и 2 лица, в русском языке начиная с XVIII в. На материале Национального корпуса русского языка подтверждено предположение о том, что по сравнению с XIX в. в XXI в. существенно возросла доля возвратно-притяжательных посессоров в 1 и 2 лице. Вопреки ожиданиям, однако, лично-притяжательные местоимения и в XIX в. уступали в частотности возвратному, а их конкуренция с возвратно-притяжательным местоимением эволюционировала по-разному в зависимости от числа и лица посессора. Рост частотности возвратно-притяжательного местоимения предложено трактовать как его конвенционализацию в качестве основного средства выражения посессора. Продемонстрировано, что, как часто бывает при конвенционализации, этот рост сопровождался ослаблением основного семантического противопоставления между возвратно-притяжательным и лично-притяжательными местоимениями.

Abstract

In this paper, I examine the distribution of personal and reflexive possessive pronouns referring to the 1st and 2nd person possessors in Russian since the 18th century. Based on the Russian National Corpus data, it is demonstrated that the frequency of the reflexive possessive has increased significantly in the 21st century compared with the 19th century. Contrary to expectations, however, personal possessive pronouns were less frequent than the reflexive as early as in the 19th century, while their competition with the reflexive possessive evolved differently depending on the number and person of the possessor. I suggest that the increase in frequency of the reflexive possessive is a symptom of its being conventionalized as a default means for expressing the possessor in Russian. This increase was indeed accompanied by the weakening of the semantic distinction between personal and reflexive possessive pronouns, as is typical for conventionalization.

This is a preview of subscription content, log in via an institution to check access.

Access this article

Log in via an institution

Price excludes VAT (USA)
Tax calculation will be finalised during checkout.

Instant access to the full article PDF.

Institutional subscriptions

Notes

  1. Примеры с указанием источника здесь и далее заимствованы в Национальном корпусе русского языка.

  2. «Ограничение на употребление возвратного местоимения с антецедентами 1-го и 2-го лица, весьма сильное в литературе первой половины XIX в., в современном языке изживает себя» (Падучева [1983]2009, с. 191).

  3. О том, что притяжательное свой было распространено в языке XIX в., косвенно свидетельствуют данные работы (Андреевский 1973), в которой исследуется, по замыслу автора, конкуренция ЛП местоимений и возвратного свой в современном языке, однако материалом служат преимущественно тексты художественной литературы XIX в.

  4. Результаты поиска в Газетном корпусе были отфильтрованы вручную (в случаях, когда выдача составляла более 1000 вхождений, просматривалась первая тысяча). Однако в Таблице 2 (а также Таблице 3) отфильтрованные данные представлены только для ЛП местоимений, поскольку в выдаче, содержащей возвратное местоимение, нерелевантные примеры оказались единичными (не более 10 на 1000 вхождений). В выдаче с ЛП местоимениями объем шума незначительно, но выше (для примера, 26 нерелевантных вхождений с местоимением мой, 7 нерелевантных вхождений – с ваш). Нерелевантными мы считали прежде всего такие примеры, в которых не соблюдены грамматические условия для замены одного местоимения другим, например, из-за вхождения местоимения-подлежащего и притяжательного местоимения в разные клаузы (ср. Бороться я могу — в моем/*своем активе победа на чемпионате России по грэпплингу. (Известия, 2014.01.23)).

  5. Из-за недостаточного объема выборки при оценки значимости не учитывались данные до 1825 года.

  6. Противопоставление в терминах эмпатии представляется наиболее общим, но, конечно, не единственным семантическим признаком, лежащим в основе противопоставления возвратно-притяжательных и лично-притяжательных посессоров. Еще одним важным признаком является оппозиция ‘дистрибутивность’ / ‘коллективность’, однако она реализуется преимущественно при множественных посессорах (см. подробнее Разд. 3.3). О целом ряде более частных семантических признаков см. (Падучева [1983]2009).

  7. В (Kuno and Kaburaki 1977, с. 651) похожим образом объясняется тот факт, что из предложений (i) и (ii) последнее менее приемлемо. Кореферентность рефлексива с дополнением требует совпадения фокуса эмпатии с антецедентом, между тем в (ii), в отличие от (i), подлежащее выражено местоимением 2 лица и поэтому совпадает с фокусом эмпатии:

    1. (i)

      John told Mary about herself.

    1. (ii)

      You told Mary about herself, didn’t you.

  8. Личное местоимение он и рефлексив себя, как и притяжательные местоимения, могут быть противопоставлены в терминах эмпатии (Падучева [1983]2009 и др.).

  9. https://kuban.aif.ru/apk/1318779 (15 февраля 2021 г.)

  10. Запрос: «“я” -bmark на расстоянии от 1 до 2 от V,indic,sg -amark -bmark на расстоянии от 1 до 2 от (dat | acc),anim -amark -bmark на расстоянии 1 от V,inf -amark -bmark на расстоянии от 1 до 2 от мой -amark».

  11. Под дополнительным распределением понимается обязательность возвратного местоимения и недопустимость лично-притяжательного местоимения в канонической монопредикативной конструкции.

Литература

Литература

  • Андреевский, А. Б. (1973). К употреблению местоимения «свой» в русском языке. On the use of the pronoun “svoj” in Russian. Russian Language Journal / Русский язык, 27(98), 1–17.

    Google Scholar 

  • Падучева, Е. В. ([1983]2009). Возвратное местоимение с косвенным антецедентом и семантика рефлексивности. В Е. В. Падучева, Статьи разных лет (с. 181–203). Москва.

  • Рахилина, Е. В., Бородина, М. А., & Резникова, Т. И. (2016). «Тамань сегодня»: корпусное исследование русского языка XIX века. В А. М. Молдован (ред.), Материалы международной научной конференции «Грамматические процессы и системы в синхронии и диахронии». 30 мая – 1 июня 2016 г. (Труды Института русского языка им. В. В. Виноградова, 10, с. 242–255). Москва.

    Google Scholar 

  • Сиротинина, О. Б. (2003). Порядок слов в русском языке. Москва.

    Google Scholar 

  • Тестелец, Я. Г. (2001). Введение в общий синтаксис. Москва.

    Google Scholar 

  • Тестелец, Я. Г. (2015). “Свой” и “чужой”: полуанафорические элементы в русском языке. Материалы доклада в Институте современных лингвистических исследований. Москва, 30 сентября 2015 г. https://www.academia.edu (22 февраля 2021 г.).

  • Тестелец, Я. Г. (2019). Синтаксис прономиналов в русском языке. В Материалы 9-й конференции «Типология морфосинтаксических параметров», 16–18 октября 2019 г. Москва.

    Google Scholar 

  • Тискин, Д. Б. (2019). Притяжательные местоимения в русских объектных именных группах. В В. П. Селегей (ред.), Компьютерная лингвистика и интеллектуальные технологии: По материалам ежегодной международной конференции «Диалог». Москва, 29 мая – 1 июня 2019 г. (Вып. 18(25), с. 701–713).

  • Agha, A. (2007). Language and social relations. Cambridge.

    Google Scholar 

  • Bylinina, L., McCready, E., & Sudo, Y. (2015). Notes on perspective-sensitivity. In P. Arkadiev, I. Kapitonov, Ju. Lander, E. Raxilina, & S. Tatevosov (Eds.), Donum semanticum: Opera linguistica et logica in honorem Barbarae Partee a discipulis amicisque Rossicis oblata (pp. 67–79). Moscow.

    Google Scholar 

  • Čmejrková, S. (1998). Syntactic and discourse aspects of reflexivization in Czech: The case of the reflexive pronoun svůj. In E. Hajičová (Ed.), Issues of valency and meaning. Studies in honour of Jarmila Panevová (pp. 75–87). Prague.

    Google Scholar 

  • Čmejrková, S. (2006). Je zájmeno “svůj” vzdy na svém místě? In F. Štícha (Ed.), Možnosti a meze české gramatiky (pp. 211–225). Prague.

    Google Scholar 

  • Goldman, N. W., & Nyenhuis, J. E. (1982). Latin via Ovid: A first course. Detroit.

    Google Scholar 

  • Grashchenkov, P., & Grashchenkova, A. (2007). Possessive reflexives in Russian. In R. Comptom, M. Goledzinowska, & U. Savchenko (Eds.), Formal Approaches to Slavic Linguistics (FASL-15). The Toronto meeting 2006 (Michigan Slavic Materials, 52, pp. 113–131). Ann Arbor.

    Google Scholar 

  • Herrity, P. (2000). Slovene: A comprehensive grammar. London, New York.

    Google Scholar 

  • Holmes, P., & Enger, H.-O. (2018). Norwegian: A comprehensive grammar. London, New York.

    Google Scholar 

  • Holmes, P., & Hinchliffe, I. (2013). Swedish: A comprehensive grammar. London, New York.

    Book  Google Scholar 

  • Honselaar, W. (1986). Reflections on the Russian reflexive possessive pronoun svoj. Dutch Studies in Russian Linguistics, 8, 235–248.

    Google Scholar 

  • Kazenin, K. I. (2000). Infinitives and constraints on pronominals in Russian. In T. H. King & I. A. Sekerina (Eds.), Formal Approaches to Slavic Linguistics (FASL-8). The Philadelphia meeting. 1999 (Michigan Slavic Materials, 34, pp. 189–213). Ann Arbor.

    Google Scholar 

  • Kuno, S. (1987). Functional syntax: Anaphora, discourse and empathy. Chicago.

    Google Scholar 

  • Kuno, S., & Kaburaki, E. (1977). Empathy and syntax. Linguistic Inquiry, 8(4), 627–672.

    Google Scholar 

  • Nishigauchi, T. (2014). Reflexive binding: Awareness and empathy from a syntactic point of view. Journal of East Asian Linguistics, 23(2), 157–206.

    Article  Google Scholar 

  • Manzelli, G. (1990). Possessive adnominal modifiers. In J. Bechert, G. Bernini, & C. Buridant (Eds.), Toward a typology of European languages (Empirical Approaches to Language Typology, 8, pp. 63–111). Berlin.

    Google Scholar 

  • Nedoluzhko, A. (2016). A new look at possessive reflexivization: A comparative study between Czech and Russian. In E. Hajičová & I. Boguslavsky (Eds.), Proceedings of the Workshop on Grammar and Lexicon: Interactions and Interfaces. Osaka, Japan, December 11 2016 (pp. 110–119).

    Google Scholar 

  • Perevozchikova, T. (2018). Pronominal expression of possession in noun phrases in Russian, Czech, and Bulgarian. SlaviCorp 2018, 24–26 September 2018, Charles University, Prague. Available at: https://slavicorp.ff.cuni.cz/wp-content/uploads/sites/144/2018/10/Perevozchikova_Slavicorp.pptx.

  • Politzer, R. L. (1952). On the Romance third person possessives. Word, 8(1), 65–71. https://doi.org/10.1080/00437956.1952.11659421.

    Article  Google Scholar 

  • Rappaport, G. (1986). On anaphor binding in Russian. Natural Language & Linguistic Theory, 4(1), 97–120.

    Article  Google Scholar 

  • Ray, T. S. (2000). Lexical anaphors and pronouns in Oriya. In B. C. Lust, K. Wali, J. W. Gair, & K. V. Subbarao (Eds.), Lexical anaphors and pronouns in selected South Asian languages (pp. 575–636). Berlin.

    Google Scholar 

  • Timberlake, A. (1980). Reference conditions on Russian reflexivization. Language, 56(4), 777–796.

    Article  Google Scholar 

  • Uhlik, M., & Žele, A. (2020). Kontrastivna obravnava povratnosvojilnega zaimka v slovenščini in ruščini. Jezikoslovni zapiski, 26(1), 95–110.

    Article  Google Scholar 

  • Harbert, W. (2007). The Germanic languages. Cambridge.

    Google Scholar 

  • Wiemer, B. (2007). Reciprocal and reflexive constructions in Polish. In V. P. Nedjalkov (Ed.), Reciprocal constructions (Typological Studies in Language, 71, pp. 513–559), Amsterdam, Philadelphia.

    Google Scholar 

  • Witkoś, J., Dziubała-Szrejbrowska, D., & Łęska, P. (2018). Binding as agree and index raising: The case of Polish accusative object experiencers. Poznań Studies in Contemporary Linguistics, 54(4), 469–507. https://doi.org/10.1515/psicl-2018-0020.

    Article  Google Scholar 

  • Yokoyama, O. T. (1999). The speech act empathy hierarchy and Russian possessives. In A. Kamio & K. Takami (Eds.), Function and structure: In honor of Susumu Kuno (Pragmatics & Beyond New Series, 59, pp. 57–82). Amsterdam, Philadelphia.

    Google Scholar 

  • Yokoyama, O., & Klenin, E. (1978). The semantics of ‘optional’ rules: Russian personal and reflexive possessives. In L. Matejka (Ed.), Sound, sign, and meaning. Quinquagenary of the Prague linguistic circle (pp. 249–267), Ann Arbor.

    Google Scholar 

Download references

Author information

Authors and Affiliations

  1. Russian State University for the Humanities, Moscow, Russia

    Olga Pekelis

Authors
  1. Olga Pekelis
    View author publications

    You can also search for this author in PubMed Google Scholar

Corresponding author

Correspondence to Olga Pekelis.

Additional information

Publisher’s Note

Springer Nature remains neutral with regard to jurisdictional claims in published maps and institutional affiliations.

Автор глубоко признателен Е. В. Рахилиной и анонимным рецензентам за советы и замечания, а также выражает благодарность В. Д. Магомедовой за помощь в статистических расчетах. Исследование осуществлено в рамках Программы фундаментальных исследований НИУ ВШЭ.

Rights and permissions

Reprints and permissions

About this article

Check for updates. Verify currency and authenticity via CrossMark

Cite this article

Pekelis, O. Мой или свой? Об эволюции притяжательных местоимений в русском языке после XVIII века. Russ Linguist 45, 75–91 (2021). https://doi.org/10.1007/s11185-021-09239-0

Download citation

  • Accepted:

  • Published:

  • Issue Date:

  • DOI: https://doi.org/10.1007/s11185-021-09239-0

Search

Navigation