CC BY
23
УДК 911.3
DOI: 10.24412/1728-323X-2023-2-47-52
ЗАБРАСЫВАНИЕ ПАХОТНЫХ УГОДИЙ В ЕВРОПЕЙСКОЙ ЧАСТИ РОССИИ НА ФОНЕ УСПЕХОВ СЕЛЬСКОГО ХОЗЯЙСТВА В ПОСЛЕДНИЕ ДВА ДЕСЯТИЛЕТИЯ
Д. И. Ковбашин, аспирант, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, географический факультет, kovbashin_daniil@mail.ru, г. Москва, Россия,
Н. М. Дронин, кандидат географических наук, зав. лабораторией, Московский государственный университет имени М. В. Ломоносова, географический факультет, ndronin@gmail.com, г. Москва, Россия
Аннотация. С 2000 года проводятся масштабные реформы аграрного сектора России в рамках стратегии национальной продовольственной безопасности и самообеспеченности. В 2010-х гг. Россия стала крупнейшим поставщиком зерна на мировые рынки. На фоне этих успехов ставится цель восстановления выбывших из оборота в 1990-е гг. пахотных угодий. В данной работе анализируется динамика пахотных угодий в последние два десятилетия на основе данных дистанционного зондирования. Мы показываем, что восстановление пашни происходит только в Северо-Кавказском и Черноземном экономических районах, но и здесь оно сопровождается выводом из оборота значительных площадей пахотных угодий. В других экономических районах процесс выбывания пахотных угодий носит хронический характер. Во всех без исключения экономических районах рост и убыль пахотных угодий проходили в сопоставимых масштабах, что свидетельствует об усилении дифференциации хозяйств внутри регионов. Необходимо признать, что де-факто обширные площади пашни являются потерянными, и разработать альтернативную стратегию управления ими, включая оценку перспектив оказания экосистемных услуг.
Abstract. Since the year 2000, large-scale reforms of the agrarian sector of Russia have been carried out as part of the strategy of national food security and self-sufficiency. In the 2010s, Russia became the largest supplier of grain to world markets. In the context of these successes, the goal is to restore arable land that was abandoned in the 1990s. This paper analyzes the dynamics of arable land in the last two decades on the basis of remote sensing data. We show that the restoration of arable land occurs only in the North Caucasus and Black Earth economic regions, but even here it is accompanied by the withdrawal of significant areas of arable land from cultivation. In other economic areas, the loss of arable land is chronic. In all economic regions without exception, the growth and decline of arable land took place on a comparable scale, which indicates an increase in the differentiation of farms within the regions. It is necessary to recognize that de facto large areas of arable land are lost and to develop an alternative strategy for their management, including advance of ecosystem services.
Ключевые слова: сельское хозяйство, Европейская часть России, аграрные реформы, заброшенные пахотные угодья.
Keywords: agriculture, the European part of Russia, agrarian reforms, abandoned arable land.
Введение
В последние три десятилетия сельское хозяйство России претерпевало большие изменения, которые не могли ни сказаться на динамике площадей сельскохозяйственных угодий. В 1990-х годах в аграрном секторе страны наступил затяжной кризис, который сопровождался массовым забрасыванием сельскохозяйственных угодий и падением урожайности. Только с 2000 года правительство начинает оказывать масштабную поддержку сельскому хозяйству страны с целью достижения продовольственной безопасности. Основными инструментами политики являются государственные закупки и товарные интервенции для ограничения волатильности цен в поддержку животноводов и переработчиков зерна в годы низких урожаев. Чтобы защитить местных потребителей и производителей мяса, правительство прибегает и к экспортным ограничениям. В результате изменений в управлении аграрном сектором Россия в 2010-е годы стала крупнейшим производителем и поставщиком зерна на мировые рынки. В 2017 году были собраны ре-
кордные 134,1 млн т, и 48,8 млн т зерна было экспортировано [1].
Аграрные реформы 2000-х годов не ставили отдельной целью восстановление пахотных угодий, но забрасывание земель рассматривается политиками и экспертами как сугубо негативный процесс. Российская программа развития сельского хозяйства на 2012—2020 годы [2] предполагала расширение посевов зерновых на 11 % или 3 млн га к 2020 году. Большинство экспертных прогнозов основываются на модельных оценках потенциально доступных пахотных земель, не имеющих больших социально-экономических и агроэкологических ограничений. Для России такие оценки колеблются от 5,2 млн га д о 26 млн га [3, 4]. Самая популярная оценка составляет около 9,5 млн га заброшенных земель, которые могут быть возвращены к 2030 году [5, 6]. В лесной зоне европейской части России, по мнению экспертов, около трети из 13 млн га заброшенных земель может быть возвращена к сельскохозяйственному использованию в основном вокруг крупных провинциальных городов [7].
В данной работе анализируется динамика пахотных угодий в период успешных реформ, которые начались в 2000-х годах. Основная проблема такого анализа заключается в том, что оценки на основе дистанционных методов показывают гораздо более высокие показатели заброшенности земель, чем ФАО [1] и официальная статистика. Согласно официальной статистике, площадь выведенных из оборота угодий в России достигает 31,6 млн га, тогда как оценка на основе дистанционных методов показывает около 40 млн га заброшенных земель [8, 9]. Так называемые не-сеянные пахоты, т. е. земли, формально принадлежащие хозяйствам, но которые не распахивали в течение нескольких лет, занимают более трети пахотных земель в некоторых регионах. Общая площадь таких земель в европейской части России (данные 2012—2014 гг.) достигает 21,1 млн га [10].
Модели и методы
Для оценки динамики пахотных угодий были использованы картографические материалы университета Мэриленда на основе архива спутниковых данных Ьапё8а1 с разрешением 30 м. Пахотные угодья определяются как земли, используемые для выращивания однолетних и многолетних травянистых культур, а также пары, ограниченные четырьмя годами. Анализ проводился в 4-летние интервалы (2000—2003, 2004—2007, 2008—2011, 2012—2015 и 2016—2019 гг.) [11]. Для анализа динамики пахотных угодий пять снимков были объединены в ПК АгсСТЗ 10.8 с двумя классами (пашня и не пашня). Выделены участки пашни, появившиеся после определенного года, и пашня, обрабатываемая в прошлые периоды, но вскоре заброшенная. Соответственно определены участки, восстановленные после 2003/2007/ 2011/2015 годов, и заброшенные участки пашни,
ставшие залежью. Общая точность дешифрирования пахотных угодий для Европы и Северной Азии варьирует от 96 до 99 % [11].
Расчет площадей пахотных угодий проводился по муниципальным районам и регионам, а также по речным бассейнам Европейской части России [12] путем наложения векторных слоев через функцию Union в ПК ArcGIS 10.8 и через расчет площадей с помощью функции Tabulate area.
Результаты и обсуждение
Анализ динамики выбытия земель из оборота показал, что сокращение пашни по рассматриваемым регионам составило 2623 тыс. га за два десятилетия. Данные по результатам расчета противоречат официальной статистике, согласно которой за данный период площадь пашни выросла на 2382 тыс. га. Такое расхождение не удивительно, так как по данным Федерального агентства кадастра объектов недвижимости площадь пашни на 2003 год составляла 82,4 млн га, а по нашим расчетам — 67 млн га [13].
В рассматриваемый период площадь пашни увеличилась только в Северо-Кавказском регионе, а сокращалась в Северном, Волго-Вятском и Уральском экономических районах. В Поволжском и Центрально-Черноземном районах пашня увеличивалась в 2000-х годах и уменьшалась в 2010-х. В Центральном и Северо-Западном районах наблюдалась обратная картина (табл. 1). Необходимо подчеркнуть, что во всех без исключения экономических районах рост и убыль пахотных угодий проходили в сопоставимых масштабах, что свидетельствует об усилении дифференциации хозяйств внутри регионов.
Расчет на бассейновом уровне позволил определить динамику пахотных угодий по зонам увлажнения, которые определялись по гидротермическому коэффициенту Селянинова (ГТК) (рис. 1,
Таблица 1
Динамика пахотных угодий в экономических районах Европейской России
Экономический район Рост за 1-е десятилетие, тыс. га Сокращение за 1-е десятилетие, тыс. га Рост за 2-е десятилетие, тыс. га Сокращение за 2-е десятилетие, тыс. га Баланс за 1-е десятилетие, тыс. га Баланс за 2-е десятилетие, тыс. га
Волго-Вятский 407,9 -1 016,2 244,6 -568,3 -608,2 -323,7
Поволжский 1488,6 -1 394,4 903,6 -1241,8 94,2 -338,2
Северный 40,3 -119,4 44,2 -63,2 -79,1 -18,9
Северо-Западный 104,8 -113,4 156,3 -41,3 -8,5 115,1
Северо-Кавказский 932,2 -430,8 655,9 -616,7 501,4 39,3
Уральский 671, 4 -1782,4 460,1 -1158,0 -1110,9 -697,9
Центрально-Черноземный 590,9 -269,4 293,6 -372,9 321,5 -79,3
Центральный 854,2 -1600,9 945,4 -628,7 -746,7 316,7
Всего 5090,3 -6726,8 3703,9 -4690,9 -1636,4 -987,0
Динамика пахотных угодий Европейской части России за 2000—2019 1:12000000
' "■■■■г. *..4. '-л
ГТК
1,3—2,36
1,0—1,3
0,7—1,0
0,5—0,7
0,27—0,5
Доля площади пашни от площади бассейна
Менее 5 %
5—10 %
10—20 %
20—40 %
Более 40 %
Прирост/убыль от уровня 2000—2003 года Более 40 % 5—40 % -5—5 % ■■ -40—-5 % Более 40 %
Гидротермический коэффициент увлажнения Селянинова
0 125 250
500
750
км 1000
Рис. 1. Динамика пахотных угодий Европейской части России за 2000—2019 гг.
табл. 2). Рост площадей пашни наблюдается только в зоне сухого земледелия со значением ГТК 0,5—0,7. Именно в этой зоне находятся наиболее успешные регионы- Северный Кавказ и Черноземье. В данной зоне расположено 20 % всех пашен (2003 г.) — 13,4 млн га. Но за рассматриваемый период в данной зоне площадь пашни увеличилась незначительно — на 235 тыс. га (на 1,75 %). Основной прирост пашни наблюдался в 2000-е годы, затем он замедлился. По значениям убыль и рост пашни находятся в сравнимых зна-
чениях, что показывает активный процесс перераспределения сельскохозяйственных угодий внутри этой климатической зоны.
В остальных зонах наблюдается сокращение площади пахотных угодий. В зоне с ГТК менее половины площадь пашни сократилось с 1,27 млн га до 1,03 млн га. Масштабы сокращения пашни в этой зоне значительно превышают темпы восстановления земель. В зоне с наиболее благоприятным влажностным режимом — ГТК 0,7—1,0 — площадь пашни сократилась с 29,17 млн га до
Таблица 2
Динамика пахотных угодий по зонам гидротермического коэффициента увлажнения
Рост за Сокращение за Рост за Сокращение за Баланс за Баланс за
ГТК 1-е десятиле- 1-е десятиле- 2-е десятиле- 2-е десятиле- 1-е десятиле- 2-е десятиле-
тие, тыс. га тие, тыс. га тие, тыс. га тие, тыс. га тие, тыс. га тие, тыс. га
<0,5 154,8 -317,2 182,8 -262,3 -162,3 -79,5
0,5-0,7 1021,8 -788,7 730,1 -728,2 233,1 2,3
0,7-1,0 1512,5 -1331,5 859,9 -1285,1 181,1 -425,2
1,0-1,3 1703,1 -2475,4 1038,3 -1636,1 -772,3 -597,8
>1,3 551,3 -1661,2 777,2 -639,9 -1109,8 137,3
Всего1 4943,6 -6573,9 3588,7 -4551,5 -1630,4 -962,8
1 Небольшое несогласие оценок, произведенных по экономическим районам и речным бассейнам, связано с тем, что в последнем случае часть пахотных угодий попадает в категорию затопленных земель (вдоль русел рек), а также в расчет попадают участки бассейнов сопредельных стран.
28,93 млн га, на эту зону приходится 44 % площади всей пашни Европейской части России. Если в первое десятилетие восстановление пашни несколько превосходило по масштабам процесс вывода пахотных угодий, то во втором десятилетии процесс вывода пашни из оборота заметно (в 2,6 раза) превышал масштабы восстановления ранее заброшенных земель. Наибольшее сокращение в абсолютных значениях произошло в зоне достаточного увлажнения с ГТК (1,0—1,3), где площадь пашни сократилась с 17,8 млн га до 16,43 млн га. В этой зоне наблюдается устойчивое сокращение пахотных угодий на протяжении двух десятилетий. Площадь пашни в зоне избыточного увлажнения (ГТК > 1,3) сократилась с 4,7 млн га до 3,72 млн га. Процесс выбывания пашни проходил очень интенсивно в первое десятилетие, и некоторое приращение пашни в 2010-е годы мало изменило общую ситуацию (табл. 2).
Наши расчеты, таким образом, показывают, что восстановление пашни происходит только в Северо-Кавказском и Черноземном экономических районах, но и здесь оно сопровождается выводом из оборота значительных площадей пахотных угодий. В других районах процесс выбывания пахотных угодий носит хронический характер, за исключением местностей вокруг крупных городов, например, таких как Санкт-Петербург.
Нынешние успехи России в производстве и экспорте зерна скорее подчеркивают углубление региональных различий в развитии российского сельского хозяйства. Вопреки большинству климатических моделей, предсказывающих посте -пенный сдвиг товарного земледелия к северу, большая часть зерна в России по-прежнему производится в традиционной зоне юга России. Основными производителями и бенефициарами в зерновом бизнесе, видимо, являются агрохолдин-
ги [14]. Среди 100 крупнейших производителей зерна в России 88 находятся в Центрально-Черноземном и Северо-Кавказском регионах [15]. Это стало общей тенденцией для постсоветских стран. В настоящее время Россия, Украина и Казахстан имеют самый высокий уровень концентрации обрабатываемых земель согласно мировым стандартам [16]. Это увеличение концентрации сельского хозяйства, по-видимому, определяется тем, как распределяются сельскохозяйственные субсидии.
Обширные площади сельскохозяйственных угодий на севере России остаются заброшенными и занятыми двадцатилетними березовыми рощами. Из-за низкого плодородия подзолов сельскохозяйственные угодья требуют в 4,7 раза большего удобрения на гектар [17]. Увеличение внесения удобрений в лесной зоне маловероятно, поскольку высокая волатильность доходов в сельском хозяйстве и недостаточные системы страхования определяют стремление рядового фермера избежать возможных финансовых потерь путем снижения затратной части его бизнеса [18]. Российское правительство лишь частично компенсирует фермерам расходы на удобрения, в то время как большинство региональных бюджетов не могут обеспечить необходимый уровень поддержки [19]. Старение и убыль коренного населения признается одной из главных причин опустения сельской местности.
Заключение
По справедливому замечанию Т. Г. Нефедовой [7]: «Тот факт, что при выходе сельского хозяйства из кризиса и росте производства после 1998 года посевная площадь продолжала уменьшаться, означает, что происходит поляризация сельскохозяйственных предприятий. При ожив-
лении производства на одних предприятиях, на других депрессия углубляется».
Хотя некоторые эксперты по-прежнему считают, что заброшенные пахотные земли могут представлять собой ценный резерв для будущего расширения пахотных земель, доказательств реалистичности таких планов мало. Кроме того, государственные программы по диверсификации сельского хозяйства и поддержке животноводства (в соответствии с концепцией продовольственной самодостаточности) могут привести к усилению конкуренции за имеющиеся земельные ресурсы со стороны других видов землепользования
[20]. Возможности для расширения экосистем-ных услуг, такие как связывание углерода на заброшенных землях и расширение мест обитания эндемичных видов, официально не рассматриваются в качестве вариантов развития районов [21]. Необходимо признать, что де-факто обширные площади пашни являются потерянными, и требуется разработка альтернативной стратегии управления такими землями.
Благодарности
Исследование, представленное в статье, выполнено при поддержке РФФИ (проект 20-55-76005).
Библиографический список
1. Интернет-ресурс: FAOSTAT Food and Agriculture Organization Statistics. http://www.fa0.0rg/fa0stat/en/#rankings/ commodities_by_country_exports
2. Минсельхоз. Государственная программа развития сельского хозяйства и регулирования рынков сельскохозяйственной продукции, сырья и продовольствия на 2013—2020 годы. [Документы Правительства РФ. Стр. 1, Постановление Правительства РФ от 14 июля 2012 г. № 717 «О Г...] (garant.ru) last access 15.12.2022.
3. Schierhorn F., Muller D., Prishchepov A. V. Balmann A. Grain potentials on abandoned cropland in European Russia // Paper prepared for presentation at the Annual World Bank Conference on Land and Poverty. —2012.— World Bank, Washington, D. C. April 23—26.
4. Meyfroidt P., Schierhorn F., Prishchepov A. V., Muller D., Kuemmerle T. Drivers, constraints and trade-offs associated with recultivating abandoned cropland in Russia, Ukraine and Kazakhstan // Glob. Environ. Change. — 2016. — 37: 1—15.
5. Deppermann A., Balkovic J., Bundle S-C., de Fulvio F., Havlik P., Leclere D., Lesiv M., Prishchepov A., Schepaschenko D. (2018) Increasing crop production in Russia and Ukraine—regional and global impacts from intensification and recurvation // Environ. Res. Lett. — 2018. — 13 025008.
6. Schierhorn, F., Müller, D., Beringer, T., Prishchepov, A. V., Kuemmerle, T., Balmann, A. Post-Soviet Cropland Abandonment and Carbon Sequestration in European Russia, Ukraine, and Belarus: Abandonment and Carbon Sequestration // Global Biogeochemical Cycles. — 2013. — 27 (4), 1175—85.
7. Нефедова Т. Г. Развитие постсоветского аграрного сектора и поляризация сельского пространства Европейской части России // Пространственная экономика. — 2019. — Т. 15. № 4. С. 36—56. — https://dx.doi.org/10.14530/ se.2019.4.036-056 last access 15.12.2022.
8. Lesiv M. et al. Spatial distribution of arable and abandoned land across former Soviet Union countries // SCIENTIFIC DATA—2017. — 5:180056.
9. Prishchepov A. V., Muller D., Dubinin M., Baumann M. and Radeloff V. C. (2013) Determinants of agricultural land abandonment in post-Soviet European Russia // Land Use Policy. — 2013. — 30, pp. 873—884.
10. Litvin L. F., Kiryukhina Z. P., Krasnov S. F., Dobrovol'skaya NG. (2017) Dynamics of Agricultural Soil Erosion in European Russia // Eurasian Soil Science. — 2017. — Vol. 50, No. 11, pp. 1344—1353.
11. Potapov P., Turubanova S., Hansen M. C. et al. Global maps of cropland extent and change show accelerated cropland expansion in the twenty-first century // Nat Food . — 2022. — № 3. — P. 19—28. https://doi.org/10.1038/s43016-021-00429-z
12. Интернет-ресурс. Речные бассейны Европейской России. http://mapadmin.bassepr.kpfu.ru/ last access 15.12.2022.
13. Доклад о состоянии и использовании земель сельскохозяйственного назначения Российской Федерации в 2019 году. М.: ФГБНУ «Росинформагротех», 2021. — 404 с.
14. Kirilenko A., Dronin N. Recent grain production boom in Russia in historical context // Climatic Change. — 2022. — P. 171— 190.
15. Крупнейшие производители сельскохозяйственной продукции в России: Рейтинги и тенденции // Экономика сельскохозяйственных и перерабатывающих предприятий. — 2010. — № 1. — С. 31—42.
16. Deininger K., Byerlee D. The Rise of Large Farms in Land Abundant Countries: Do They Have a Future // World Development. — 2011. — vol. 40, no. 4, pp. 701—714.
17. Крючков В. Г., Раковецкая Л. И. Зерновое хозяйство: территориальная организация и эффективность производства. — М.: Изд-во МГУ, 1990. — 136 c.
18. Bobojonov I., Gotz L. and Glauben T. How well does the crop insurance market function in Russia? // International Congress of the European Association of Agricultural Economists (Ljubljana). — 2014.
19. Kiselev S., Romashkin R., Nelson GC., Mason-D'Croz D., Palazzo A. Russia's food security and climate change: Looking into the future. In: Economics Discussion Papers. — 2013.
20. Kraemer R., Prishchepov A. V., Müller D., Kuemmerle T., Radeloff V. C., Dara A., Terekhov A., Frühauf M. Long-term agricultural land-cover change and potential for cropland expansion in the former Virgin Lands area of Kazakhstan // Environ. Res. Lett. — 2015. — 10 054012.
21. Kurganova I., de Gerenyu V. L., Kuzyakov Y. (2015) Large-scale carbon sequestration in post-agrogenic ecosystems in Russia and Kazakhstan // Catena. — 2015. — 133. P. 461—466.
ABANDONMENT OF ARABLE LAND IN THE EUROPEAN PART OF RUSSIA AGAINST THE BACKDROP OF AGRICULTURAL DEVELOPMENTS IN THE LAST TWO DECADES
D. I. Kovbashin, Postgraduate, Lomonosov Moscow State University (MSU), kovbashin_daniil@mail.ru, Moscow, Russia,
N. M. Dronin, Ph. D. (Geography), head of department, Lomonosov Moscow State University (MSU), ndronin@gmail.com, Moscow,
Russia
References
1. FAOSTAT Food and Agriculture Organization Statistics. Electronic resource available at: http://www.fao.org/faostat/en/ #rankings/commodities_by_country_exports
2. Minsel'hoz. Gosudarstvennaja programma razvitija sel'skogo hozjajstva i regulirovanija rynkov sel'skohozjajstvennoj produkcii, syr'ja i prodovol'stvija na 2013—2020 gody. Electronic resource available at: garant.ru), accessed on 15.12.2022. [in Russian].
3. Schierhorn F., Muller D., Prishchepov A. V. Balmann A. Grain potentials on abandoned cropland in European Russia. Paper prepared for presentation at the Annual World Bank Conference on Land and Poverty. World Bank. Washington, D. C. April 23—26, 2012.
4. Meyfroidt P., Schierhorn F., Prishchepov A. V., Muller D., Kuemmerle T. Drivers, constraints and trade-offs associated with recultivating abandoned cropland in Russia, Ukraine and Kazakhstan. Glob. Environ. Change. 2016. No. 37. P. 1—15.
5. Deppermann A., Balkovic J., Bundle S-C., de Fulvio F., Havlik P., Leclere D., Lesiv M., Prishchepov A., Schepaschenko D. Increasing crop production in Russia and Ukraine—regional and global impacts from intensification and recultivation. Environ. Res. Lett. 2018. No. 13. P. 025008.
6. Schierhorn F., Müller D., Beringer T., Prishchepov A. V., Kuemmerle T., Balmann A. Post-Soviet Cropland Abandonment and Carbon Sequestration in European Russia, Ukraine, and Belarus: Abandonment and Carbon Sequestration. Global Bio-geochemical Cycles. 2013. No. 27 (4). P. 1175—85.
7. Nefedova T. G. Razvitie postsovetskogo agrarnogo sektora i poljarizacija sel'skogo prostranstva evropejskoj chasti Rossii [Development of the post-Soviet agricultural sector and polarization of the rural space of the European part of Russia]. Prostran-stvennaja jekonomika [Spatial economics]. 2019. Vol. 15. No. 4. P. 36—56. Electronic resource available at: https://dx.doi.org/ 10.14530/se.2019.4.036-056 accessed on 15.12.2022 [in Russian].
8. Lesiv M., et al. Spatial distribution of arable and abandoned land across former Soviet Union countries. SCIENTIFIC DATA— 2017. No. 5 P. 180056.
9. Prishchepov A. V., Muller D., Dubinin M., Baumann M., Radeloff V. C. Determinants of agricultural land abandonment in post-Soviet European Russia. Land Use Policy. 2013. No. 30. P. 873—884.
10. Litvin L. F., Kiryukhina Z. P., Krasnov S. F., Dobrovol'skaya N. G. Dynamics of Agricultural Soil Erosion in European Russia. Eurasian Soil Science. 2017. Vol. 50, No. 11, P. 1344—1353.
11. Potapov P., Turubanova S., Hansen, M. C., et al. Global maps of cropland extent and change show accelerated cropland expansion in the twenty-first century. Nat Food. 2022. No. 3. P. 19—28. https://doi.org/10.1038/s43016-021-00429-z
12. Internet-resurs. Rechnye bassejny Evropejskoj Rossii. [River basins of European Russia]. Available at: http://mapad-min.bassepr.kpfu.ru/ accessed on 15.12.2022 [in Russian].
13. Doklad o sostojanii i ispol'zovanii zemel' sel'skohozjajstvennogo naznachenija Rossijskoj Federacii v 2019 godu [Report on the status and use of agricultural land in the Russian Federation in 2019]. 2021. Moscow, FGBNU "Rosinformagroteh". 404 p. [in Russian].
14. Kirilenko A., Dronin N. Recent grain production boom in Russia in historical context. Climatic Change. 2022. P. 171—190.
15. Krupnejshie proizvoditeli sel'skohozjajstvennoj produkcii v Rossii — rejtingi i tendencii [The largest producers of agricultural products in Russia — ratings and trends]. Jekonomika sel'skohozjajstvennyh i pererabatyvajushhih predprijatij [Economics of agricultural and processing enterprises]. 2010. No. 1. P. 31—42 [in Russian].
16. Deininger K., Byerlee D. The Rise of Large Farms in Land Abundant Countries: Do They Have a Future. World Development. 2011. Vol. 40. No. 4, P. 701—714.
17. Kryuchkov V. G., Rakovetskaya L. I. Zernovoe hozjajstvo: territorial'naja organizacija i jeffektivnost' proizvodstva [Grain farming: territorial organization and efficiency of production.]. 1990. Moscow, Izd-vo MGU. 136 p. [in Russian].
18. Bobojonov I., Gotz L., Glauben T. How well does the crop insurance market function in Russia? International Congress of the European Association of Agricultural Economists (Ljubljana). — 2014.
19. Kiselev S., Romashkin R., Nelson G. C., Mason-D'Croz D., Palazzo A. Russia's food security and climate change: Looking into the future. In: Economics Discussion Papers. — 2013.
20. Kraemer R., Prishchepov A. V., Müller D., Kuemmerle T., Radeloff V. C., Dara A., Terekhov A., Frühauf M. Long-term agricultural land-cover change and potential for cropland expansion in the former Virgin Lands area of Kazakhstan. Environ. Res. Lett. 2015. No. 10. P. 054012.
21. Kurganova I., de Gerenyu V. L., Kuzyakov Y. (2015) Large-scale carbon sequestration in post-agrogenic ecosystems in Russia and Kazakhstan. Catena. 2015. No. 133. P. 461—466.
